Гость программы - Сергей Алексеевич Рябков, заместитель министра иностранных дел Российской Федерации.

Ведущий - Армен Оганесян.

Оганесян: Добрый день. Заместитель министра иностранных дел Сергей Алексеевич Рябков отвечает на ваши и мои вопросы. Добрый день. Спасибо, что пришли к нам.

Рябков: Здравствуйте, Армен.

Оганесян: Первый вопрос из Кельна: "Что станет главной темой на саммите стран "большой восьмерки" 17-18 июня в Лох-Эрне?".

Рябков: "Восьмерка" на уровне лидеров - это всегда экономика и всегда политика. Многое зависит от председательства. Англичане хотят провести разговор по вопросам торговли, налогообложения и транспарентности. Все эти три темы прорабатываются довольно давно. Мы готовимся к активному участию в этой дискуссии.

Конечно, политическая повестка дня тоже будет весьма насыщенной - это и Сирия, и иранские дела, и Ближний Восток. "Восьмерка", я уверен, вновь заявит о себе как один из определяющих современную мировую экономику и международные отношения форматов.

Оганесян: Вопрос из Санкт-Петербурга: "Смогла ли "группа восьми" подтвердить, что она не только остается форумом для обсуждения глобальных геополитических проблем, но и привержена реализации обязательств, направленных на решение социальных проблем?". Видимо, это реакция на те кризисные события, которые происходят в Европе, и не только в ней.

Рябков: В последнее время могу назвать происходящее в "восьмерке" экономическим ренессансом. Когда создавалась "двадцатка", возникли предположения, что постепенно функция главного координатора международных экономических, в том числе торговых, процессов и решений отойдет к этой группе. Конечно, значение "двадцатки" недооценивать нельзя, но все же "восьмерка" сохранила за собой эту нишу.

В вопросе речь идет о социальной составляющей этой работы. Я думаю, что темы, по которым работает "восьмерка", в том числе "Довильское партнерство" (это социальная составляющая стабилизации на Ближнем Востоке, вопросы налогообложения, прозрачности деятельности различных отраслей), имеют вполне определенное социальное измерение. Конечно, нельзя все сводить только к этому, но то, что эта тематика присутствует, причем отчетливо, в деятельности "группы восьми" - это факт, это отвечает нашим интересам, мы это поддерживаем.

Оганесян: Вопросы экономики напрямую связаны с социальными вопросами, это понятно. В Швеции, в Британии и в других европейских странах массовая безработица, проблемы с мигрантами вызывают социальную напряженность в обществе. Если вычленить тему безработицы, чей это приоритет в обсуждении? Как эта тема звучит сейчас на международных форумах?

Рябков: Я думаю, эта тематика больше относится к сфере ответственности ООН и ее специализированных учреждений, а также к сфере ответственности региональных структур, таких как Евросоюз, где действительно большие проблемы, особенно в странах, испытывающих финансовые затруднения по бюджету. Но "восьмерка" не остается в стороне.

Понятно, что задачи создания новых рабочих мест, расширение занятости, обеспечение устойчивости экономического роста - все это в поле зрения лидеров стран G8. Кстати, Россия как председатель "группы двадцати" в текущем году сделала тему занятости и устойчивости роста одной из главных в этом периоде своего председательства. Я уверен, что итоги Лох-Эрна будут учтены нами, когда произойдет окончательная доводка итоговых документов Петербургского саммита "группы двадцати".

Оганесян: Да, это будет тем более интересно, что в "восьмерку" входят страны, в которых самые разные картины в области безработицы. США удалось практически минимизировать ее до докризисного уровня. Европа - наоборот. Месяц назад "Евробарометр" дал цифры, которые говорят о том, что достигли обратного рекорда - очень высокой безработицы за последние годы.

Рябков: Но разброс по странам тоже велик.

Оганесян: Конечно. Вопрос из Ярославля: "Считаете ли вы, что России необходимо вернуть в повестку дня проблемы стратегического регулирования в сфере энергетики, так как достигнутые в рамках санкт-петербургского плана действия и решения фактически остались без продолжения?".

Рябков: Я не согласился бы, что эти решения остались без продолжения. Они не забыты, они в той или иной форме фигурируют при обсуждении этой тематики на различных международных площадках.

За время после Петербургского саммита произошли существенные изменения на мировых рынках, в том числе торговли товарами, имеющими для нас первостепенное значение, - это природный газ, сжиженный природный газ, другие виды углеводородного сырья, поставки сельскохозяйственной продукции и так далее.

Мы хотим, чтобы обеспечивался правильный, надежный, разумный, выверенный баланс интересов поставщиков и покупателей. Не может быть в этой сфере диктата покупателей, как, наверное, неправильно говорить и о диктате поставщиков.

В следующем году, когда Россия вновь примет на себя обязанности председателя в "группе восьми", мы, несомненно, вернемся к этой тематике уже на новом историческом отрезке. Уже в июле текущего года в Москве состоится форум стран-экспортеров газа. Мероприятие пройдет на высшем уровне. Здесь есть о чем поговорить: как оценить последствия происходящего в виде "сланцевой революции" в США, изменения спроса в различных сегментах этого рынка. Возможности предложения также изменились. Все это тоже очень существенно.

Но петербургские решения (я говорю о саммите "восьмерки" 2006 года), касающиеся обеспечения устойчивости этого ключевого сегмента мировой экономики, в полной мере сохраняют свою актуальность. Мы будем дальше работать в соответствии с теми концепциями, с той идеологией решения этих проблем, которые были заложены тогда.

Оганесян: Любопытно, что когда в Сенате США обсуждалась кандидатура министра энергетики, перед ним ставились, я бы сказал, такие необычные геополитические задачи, как, например, заняться не только будущим сланцевого газа в Америке, но и выдвинуть технологии добычи сланцевого газа в Китай, у которого запасов на 50 процентов больше, чем в США.

Мы знаем, что на эту тему были непростые переговоры с Европой. Можно ли сказать, что в сфере энергетики при всем разбросе и разности интересов мы подходим к каким-то решениям, которые гармонизируют ситуацию?

Рябков: Что касается утверждения господина Мониса на должность министра энергетики США, могу сказать, что для нас было бы важно наладить прямой канал диалога, обмена мнениями с этим новым руководителем ведущего подразделения американской администрации. У нас много точек соприкосновения и направлений совместной работы - с обмена опытом в освоении шельфовых месторождений углеводородов и до атомной энергетической области.

Я бы не хотел, чтобы сфера энергетики, энергобезопасности с точки зрения поставок и спроса превращалась в разменную карту в геополитической игре. Эти вопросы должны вести специалисты, те, кто понимает, о чем идет речь. Мне трудно говорить, потому что я не специалист, я в режиме подачи отраженного света - где-то что-то подчитал и что-то где-то услышал и сейчас это воспроизвожу.

Тем не менее, технология гидроразрыва пластов сланцевого газа неоднозначна с точки зрения последствий для экологии, потребности в объемах водных ресурсов, которые требуются для этого, и с точки зрения быстрого истощения. Дебет скважин на подобного рода месторождениях - вопрос сложный. Сокращение отдачи пластов происходит зачастую быстро. Не мое дело давать оценки, суждения, кто и что может планировать, какие требуются капиталовложения в эту отрасль.

Мы хотим, настроены и будем обсуждать все эти аспекты в спокойном профессиональном экспертном ключе с китайскими, с американскими партнерами и с теми в Западной и Восточной Европе, кто интересуется проблематикой добычи сланцевого газа и рассчитывает, что здесь откроются дополнительные возможности. Но надежность России как проверенного, испытанного десятилетиями поставщика нефтегазовых ресурсов, включая природный газ, никем не может быть поставлена под сомнение. Это я хотел бы подчеркнуть еще раз.

Оганесян: Спасибо. Но вы совершенно правы, по причине этих многочисленных побочных эффектов от добычи сланцевого газа крупнейшая компания "Эксон" (Exxon) отказалась от разработки в Польше месторождений сланцевого газа.

Здесь много проблем, и настораживает только то, что некоторые делают попытку политизацию этой темы - дескать, теперь американский сланцевый газ должен выдавить или потеснить российский газ в Европе. Хотя даже многие протагонисты сланцевого газа говорят, что это невозможно, потому что цена российского газа будет гораздо конкурентнее по отношению к сланцевому газу.

Кстати, отрадно, что министр энергетики США не ответил на вопрос о том, не хочет ли он разрабатывать газ на шельфе для того, чтобы потеснить Россию на европейском рынке. Он не повелся на это.

В Лох-Эрне будет встреча не только "восьмерки", но и встреча двух президентов. Вопрос из Таллина: "Какие вопросы будут основными помимо вопроса о Сирии и ПРО на двусторонней встрече президента Путина и президента Обамы?".

Рябков: У нас намечен комплекс тем для этого обсуждения. В последнее время президенты России и США неоднократно разговаривали по телефону, состоялся обмен посланиями Владимира Владимировича Путина и Барака Обамы. У нас есть набор крупных и давно не решаемых сюжетов двустороннего характера, и я уверен, что эти темы будут поставлены с российской стороны на встрече в Лох-Эрне.

Конечно, международная, глобальная повестка дня во многих отношениях находится в быстрой эволюции. Не обойдется без обсуждения и региональных кризисов, и вопросов, касающихся сотрудничества наших стран в таких сферах, как дальнейшая стабилизация в Афганистане, ближневосточное урегулирование - список можно продолжить. В любом случае, я уверен, разговор будет предельно конкретным и насыщенным. Всегда при контакте лидеров ощущается острая нехватка времени, выделенного на подобный обмен. Уверен, что так будет и в этот раз.

Оганесян: Вопрос из Калининграда: "Стало известно, что США скорректирует четвертую стадию развертывания ПРО в Европе, и продлит сроки ее реализации были до 2022 года. Кроме того, США на боевое дежурство в Польше будут якобы поставлять ракеты прежней модификации.

В своем послании президенту Путину Обама предложил заключить юридически обязывающее соглашение о транспарентности в вопросе ПРО. Так ли это? Можно ли считать, что имеется большая вероятность достижения российско-американского компромисса по ПРО?".

Рябков: Что касается предложения заключать юридически обязывающие соглашения о транспарентности, это не так. Транспарентность важна, но она недостаточна. Мы предлагаем заключать соглашение не о транспарентности, а о юридически обязывающих гарантиях ненаправленности американской системы против российских сил ядерного сдерживания.

Для того чтобы это соглашение было работоспособным, не декларативным, не голословным, в нем должны быть зафиксированы взаимно согласованные, проработанные военно-технические параметры, критерии обеспечения этой самой ненаправленности.

Просто транспарентности или передачи той или иной информации в определенном объеме о том, что американская сторона собирается делать в сфере развития собственных систем противоракетной обороны, недостаточно.

Хотя предложения, которые высказала на этот счет американская сторона, достаточно конкретны, имеют определенную привязку к тем обсуждениям, которые происходили между нашими странами на различных уровнях в последние годы. С этой точки зрения нельзя сказать, что предложения декоративные или несерьезные. Я хочу подчеркнуть, что мы фиксируем серьезность этих предложений, но мы отмечаем их недостаточность.

В отношении 4-й фазы европейского фазированного адаптивного подхода, действительно, насколько нам известно, произошел отказ от прежней схемы размещения в Европе ракеты-перехватчика модификации SM-3 блок 2B - такой ракеты еще нет, и ее разработка остается. Согласно американской информации, тому решению, которое было объявлено, она пока не выйдет за стадию НИОКР, и, по крайней мере, до 2022 года не произойдет реализации 4-й фазы.

Вопрос в том, что будет дальше. Не произойдет до 2022 года, а после этого? Будет или нет создана какая-то другая ракета-перехватчик - все это очень зыбко, подвижно, все меняется. Мы отметили, что появились планы разработки универсальной боеголовки-перехватчика для возможной установки на ракетах разных типов. То есть та головная часть, которая может применяться для перехвата ракет противника американским военными, будет унифицирована. Видимо, там будут заложены прорывные технологии, и это существенное наращивание возможностей США в сфере ПРО.

Также мы не можем не обратить внимания на возобновившееся обсуждение темы постановки на один носитель нескольких боевых частей в рамках создания новых систем перехвата. Это РГЧ ПРО - разделяющиеся головные части на ракетах-перехватчиках. Мы имеем все время меняющуюся картину и не можем игнорировать это.

Оганесян: Связанный с этой темой вопрос из Самары: "Какова реакция России на новые предложения президента США Обамы о начале новых переговоров по значительному сокращению ядерных потенциалов России и США? Не обозначится ли явный перекос в пользу США, которые имеют высокоразвитый неядерный стратегический потенциал?".

Рябков: Реакция нормальная, спокойная. Она сводится к тому, что прежде чем заниматься обсуждением того, нужны ли дальнейшие сокращения ядерных вооружений, нам надо, во-первых, продвинуться в русле реализации действующего договора об СНВ, подписанного в 2010 году (здесь мы пока еще не прошли и половину пути), во-вторых, нам нужно найти приемлемую форму решения проблемы ПРО. Россия здесь придерживает известного подхода, который излагался многократно. Я думаю, что он достаточно логичен и разумен.

Кроме того, ситуация развивается таким образом, что на общее состояние стратегической стабильности как в двустороннем, российско-американском, сегменте этой стратегической стабильности, так и в глобальном преломлении, у нас все большее значение приобретают такие факторы, как перспектива появления оружия в космосе (это очень серьезный вопрос). Это также отсутствие сдвигов в направлении придания подлинно универсального характера Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний.

У нас есть крупные сюжеты для обсуждения с американцами в связи с реализацией Вашингтоном так называемой "программы молниеносного глобального удара", в основе которой находят стратегические средства внеядерного оснащения, есть дисбалансы в обычных вооружениях.

Я уже не говорю о том, что мы не можем до бесконечности в двустороннем порядке с США договариваться о сокращениях и ограничениях ядерных вооружений в ситуации, когда в целом ряде других стран происходит расширение и ядерного, и ракетного потенциала. Придание процессу разоружения многостороннего характера становится все более насущной задачей.

Этот комплекс вопросов представляет собой темы, по которым мы просто не можем не говорить с США, когда речь заходит о перспективах дальнейших сокращений ядерных арсеналов. В этом суть нашей реакции.

Оганесян: Учитывая все это, можно сказать, что "ядерный ноль" - это пока недостижимый идеал, по крайней мере в краткосрочный перспективе.

Рябков: "Ядерный ноль" возможен, и об этом говорили даже те, кто в 1960-начале 1970-х годов приступили к разработке фундаментального Договора о нераспространении ядерного оружия.

Если вчитаться в статью шестую Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), речь идет о всеобщем и полном разоружении без разбивки "ядерный" или "неядерный" ноль". Подумайте: на пике "холодной войны" в разгар конфронтации политики и дипломаты могли не просто поставить такую цель в форме лозунга или какой-то политической директивы, а записать это в договорной форме.

Я хочу сказать, что Россия полностью привержена своим обязательствам и по шестой статье ДНЯО, никогда не уходила и не будет уходить от разговора о "ядерном нуле". Но это не может быть самоцелью и не может стать самодостаточной, самодовлеющей задачей. Иначе мы подорвем основы национальной безопасности.

Оганесян: Есть несколько вопросов о Сирии. Очень реалистический из Санкт-Петербурга: "Почему, на ваш взгляд, Вашингтон сменил тон в отношении Сирии, если вы согласны с такой позицией? Что могло произойти?".

Вопрос из Симферополя: "Складывается впечатление, что в Америке происходит некая внутренняя борьба между сторонниками разных подходов к сирийскому кризису. Насколько это может повлиять на позиции президенты Обамы, который, как представляется, склонен сейчас к политическому, а не военному решению этого кризиса?".

Рябков: Не могу выставлять не то что оценки, а даже какие-то флажки на поле обсуждения сирийской темы: кто, где, когда находился и за какие флажки перешел или чего достиг. Сама по себе эта тема находится в развитии.

Пока мы не подошли к точке, когда можно сказать, что есть широкое международное понимание с участием США и других стран относительно параметров той самой международной конференции по политическому урегулированию в Сирии, о которой мы ведем речь давно, с самого начала, и о которой Сергей Лавров и Джон Керри довольно предметно и подробно говорили в Москве, когда госсекретарь был здесь с визитом, и в последующем в ходе их телефонных контактов и личных встреч.

По-прежнему сохраняются вопросы, аспекты этого крупнейшего международного кризиса, по которым позиции России и США не сблизились.

Оганесян: В чем стороны не сблизились?

Рябков: Во-первых, я не могу сказать, что у наших американских партнеров есть четкое понимание безальтернативности такой работы с оппозиционными силами в Сирии, которая могла бы привести, во-первых, к направлению сирийскими оппозиционерами представительной делегации, способной принимать решения от их имени на этой конференции. Во-вторых, сориентировать эту делегацию таким образом, чтобы не было попыток использовать саму конференцию как инструмент отстранения Башара Асада от власти. Этого нет.

А мы не можем пойти на подобные мероприятия в ситуации, когда партнеры и потенциальные участники такой конференции пытаются навязать сирийскому народу решения извне, в том числе заранее предопределить, что будет происходить в результате переходного процесса, который должен быть запущен, то есть параметры которого должны быть определены.

Кроме того, это международный состав участников. Так называемая "Женева-1" 30 июня 2012 года была успешной, но следующий шаг мы не можем сделать в отсутствии представительства на новой конференции и Саудовской Аравии, и Ирана, и Египта. Но наши партнеры, к сожалению, занимают жесткую позицию - пытаются не допустить туда иранцев, что неправильно с учетом всего того влияния, который Тегеран оказывает и на сирийскую ситуацию, и на регион в целом.

Читать далее